«Допрос с пристрастием» или новая страница в истории рода Щетининых

 

Корни нашего рода Зелюковых по мужской линии берут свои истоки в селе Коноплянка Карсунского уезда Симбирской губернии (ныне Инзенский район Ульяновской области). В прошлых своих очерках я писал, что предки мои происходили из пахотных солдат – бывших служилых людей: стрельцов и казаков, несших службу на Симбирской засечной черте с середины XVII века, а позже поселенных на земле и окончательно укоренившихся уже в крестьянском сословии к началу XIX века.

Изначально, о чем мы можем судить по ревизским сказкам 8 и 9 ревизии (1834 и 1850 гг.), они носили фамилию Щетинины[1], которая позже, в 1870-х гг. разделилась на два рода: Михайлиных и Прохоровых. Далее первые вернули себе прежнюю фамилию – Щетинины, а мои предки Прохоровы – стали Зелюковыми, которыми остаются и в наше время.

Наш род прослеживается в селе Коноплянке до самой 1-й ревизии, составление сказок которой в этой местности датируется 1723 годом. Среди жителей солдатской слободы Коноплянки, почти в самом конце сказки встречается Федор Васильев[2] (ок. 1687 – после 1730 гг.) – мой пра (9 раз) дед и первый достоверно установленный и верифицированный по письменным источникам предок нашего рода. Ранее, в качестве версии, я ассоциировал его с потомками стрельцов Щетининых из соседнего города Большой Карсун, где они были записаны уже в писцовой книге 1685/86 гг. с фамилией[3]. Но недавно мне удалось обыскать еще одно архивное дело, которое проливает свет на историю моих предков и позволяет наметить новое, более верное направление поисков.

Для начала разберем то, что было известно о Федоре Васильеве Щетинине по данным ревизских сказок. Во-первых, он записан в сказке 1723 года один, без семейства и родственников, предпоследним в конце. Обычно там писали вновь прибывших, причисленных из других населенных пунктов. Этот обстоятельство было понятно, ведь я полагал моих Щетининых происходящими из Карсуна. Во-вторых, в ревизской сказке 1745 г. (о выбывших), Федор Васильев записан умершим[4], но у него у единственного не проставлен год смерти. В принципе, это тоже не удивительно: в той же ревизской сказке все отданные в ланцы записаны без года набора, хотя в соседних селах и деревнях эти даты присутствуют. Ошибка переписчика, невнимательность или отсутствие данных – все это могло иметь место. У Федора был единственный сын Мирон (ок. 1730 – 1813 гг.), запись о котором в ревизии 1745 года гласит: «умершего Федора Васильева сын Мирон»[5] 15 лет, из чего можно сделать вывод, что Федор Васильев умер между 1730 и 1745 гг.

В поисках истоков Щетининых, я изучил предшествующую перепись 1702 года, где были поименованы стрельцы и казаки Симбирской засечной черты, но нашел в ней мало полезного. Удалось лишь узнать, что большинство Карсунских Щетининых было переведено на службу в Казань, где они и пребывали в год переписи[6].

Надежную связь между ними и Щетиниными из Коноплянки установить так и не удалось. Дело представлялось безнадежным, пока интуиция и логика не привели меня к делу РГАДА. Ф. 350 Оп. 2. №3108 «Сказки пашенных солдат, служилых татар, чувашей, мордвы, помещичьих, синодальных, ясачных (русские, чуваши, татары) крестьян Ввального стана Симбирского у. Материалы Канцелярии свидетельства: описание сел и деревень: сказки о квартирах для солдат, допросы пришлых, беглых, прописных и утаенных крестьян, беглых солдат, работных людей винокуренных заводов и др. материалы, 1723-1724 гг.». В нем среди прочих селений Симбирского уезда (Карсунский уезд был ликвидирован в 1708 году и возрожден в 1780 году), были описаны солдатские слободы Коноплянка и Чамзинка – напрямую связанные с моими предками. Сказка содержит перечень всех жителей Коноплянки мужского пола по состоянию на 1723 год, а далее допросы тех из них, кто пришел в Коноплянку накануне.

Допросы вещь весьма интересная, они проливают свет на происхождение людей, прежнее их место жительства, обстоятельства переселения и дальнейшую судьбу. Тем ценнее было для меня обнаружить сразу 3 (!) документа, где речь идет о моем предке Федоре Васильеве Щетинине.

Хронологически первым из них являются допросы пришлых крестьян солдатской слободы Коноплянки, произведенные в присутствии капитана Федора Прокофьевича Репьева и прапорщика Богдана Васильевича Ускова 26 и 27 октября 1723 года[7]. В допросе мой предок рассказал, что он и его отец Василий Никитин являются крепостными крестьянами князя Михаила Григорьевича Ромодановского и прежде жили в его вотчине, в деревне Нестеровке Арзамасского уезда.

Рис. 1. Фрагмент допроса Федора Васильева с рассказом о его отце и бегстве с дядей из дер. Нестеровки.

После смерти отца, около 1705 года, Федор Васильев, вместе со своим дядей Федором Савельевым бежали из той деревни и пришли в Симбирский уезд в солдатскую слободу Горенки (Воздвиженская). Там его дядя умер и около 1713/1715 гг. Федор ушел из Горенок в Коноплянку, где был принят воеводой Тальского острога Иваном Никитиным сыном Назаровым, с чьего позволения там и поселился. В Коноплянке Федор женился, взяв в жены солдатскую дочь Афимью Васильеву, от которой у него родилась дочь Ирина (ок. 1718 г.), а себе он сказал 35 лет от роду. Из «пожитков» Федор назвал одну лошадь, три овцы и да три осьмины земли, засеянных рожью.

Вместо неграмотного Федора Васильева, к тексту допроса «руку приложил» поп Михайло-Архангельской церкви села Коноплянка Илья Васильев.

В допросе Федор называет несколько дат, позволяющих установить хронологические рамки его перемещений, так он говорит, что бежал с дядей из Нестеровки «тому ныне назад лет с осемнатцеть», то есть около 1705 года, а в слободе Горенки жил «лет с десять», до 1715 года, после чего перешел в Коноплянку, где поселился и завел семью. Также своим «дядей» он называет некоего Федора Савельева, который судя по несовпадению отчества мог быть либо дядей по матери, либо единоутробным сводным братом его отца Василия Никитина, либо двоюродным дедом.

Князь Михаил Григорьевич Ромодановский (1653 – 1713 гг.), которого упоминает в допросе Федор Васильев,  – сподвижник Петра Великого, знатнейший боярин, воевода и московский губернатор, которому в 1710 году принадлежала в Арзамасском уезде целая вотчина[8], включавшая в себя село Лопатино, село Архангельское Ветошкина, деревни Орлово, Орехов починок, Сурки, Муратово, Нестерово и некоторые другие. Эти населенные пункты сегодня расположены в Сергачском районе Нижегородской области, недалеко от реки Пьяны.

По результатам первого допроса Федора Васильева, как и других пришлых помещичьих крестьян было приказано выслать на прежнее место жительства к своим господам. Действительно все они покидают Коноплянку безвозвратно, кроме моего предка!

Как сообщает нам следующий документ – доношение[9] на имя вышеупомянутого прапорщика Богдана Васильевича Ускова, составленное солдатом Коноплянской слободы Козьмой Макаровым 18 января 1724 года, мой предок «пришлой человек» Федор Васильев вместе с женой и детьми был отослан на прежнее место жительства в Нестеровку с письмом от прапорщика Ускова и под надзором автора доношения Козьмы Макарова. Но приехав в деревню Нестеровку Федор Васильев не был принят местным приказчиком Юрием Федоровым и старостой Иваном (Афанасьевым) Плехониным на том основании, что ни он, ни его отец не были крепостными князя Ромодановского. Потому Козьма Макаров просит прапорщика Ускова «учинить» судьбу Федора Васильева по Указу Его императорского Величества. Это доношение, как и последующий допрос, заверял другой священник – настоятель Богородицкой церкви села Богородского Калдамасово Лев Никифоров.

Под доношением стоит резолюция, возможно написанная рукой прапорщика Ускова, «1724 году генваря в 18 день оное доношение принял к делу. А оного беглого Федора Васильева перепросить с пристрастием».

Рис. 2. Наказ прапорщика Ускова "перепросить с пристрастием" моего предка.

О такой форме получения показаний даже страшно подумать, ведь в терминологии канцелярского языка XVIII века «расспрос с пристрастием» означал применение пыток во время допроса. Однако, эта формулировка не означала, что пытки действительно были применены, вероятнее речь шла лишь об угрозе их применения, в случае дачи ложных или неубедительных показаний по рассматриваемому делу. Поскольку в делах о беглых крестьянах, в отсутствие свидетелей, опираться приходилось только на слова самого крестьянина, то установить истину можно было лишь проверив их правдивость путем опроса тех людей и в тех местах, на которые указал беглый. Следовательно, применение пытки не могло быть обосновано, так как в момент проведения дознания истинность показаний не могла быть доказана или опровергнута. Не случайно показания, полученные на допросе, заверялись клятвой под страхом смерти «А буде я в том своем допросе сказал что ложно, и за то указом Его императорского Величества учинить мне смертную казнь», что усиливало ответственность за дачу ложных показаний.

Видимо и составление доношения и повторный допрос «с пристрастием» происходили в городе Карсуне или в Симбирске, поскольку провели его уже на следующий день 19 января 1724 года в присутствии прапорщика Ускова. В своих показаниях Федор Васильев отклоняется от прежней версии, теперь он утверждает[10], что его отец Василий Никитин действительно жил в деревне Нестеровке Арзамасского уезда, в вотчине князя Михаила Григорьевича Ромодановского, но вот был ли он его крепостным, про то он не знает. Когда именно умер его отец, он не помнит, а после смерти отца «свел» его из той деревни дядя Василий Федоров (ранее он называл его Федором Савельевым), но, когда это произошло он тоже не помнит. Далее рассказ повторяет содержание первого допроса, с тем исключением, что теперь Федор говорит о том, что живет в Коноплянке «тому ныне лет с дватцать». А после в точности повторяет историю высылки в Нестеровку и возвращения оттуда, уже рассказанную в тексте доношения.

Рис. 3. Рассказ Федора Васильева о том, как его не приняли в Нестеровке, потому что ни он, ни его отец не крепостные князя Ромодановского.

Сравнив два этих допроса, становится ясно, что они отличаются в деталях, но в деталях ключевых для дальнейшего исследования. Так Федор Васильев во втором допросе фактически отрицает крепостное происхождение своего отца, ссылаясь на незнание этого факта. Также он путается в хронологии, говоря, что не помнит, когда бежал из Нестеровки, но заявляет, что поселился в Коноплянке 20 лет назад, то есть около 1703/4 года, что противоречит первому допросу. Наконец он называет совсем другое имя дяди – Василий Федоров, тогда как в первом документе он записан Федором Савельевым.

Под текстом допроса нет резолюции, как нет и никаких дополнительных документов, где бы раскрывалось как именно, поступили с Федором Васильевым? Видимо, махнули рукой и позволили жить в Коноплянке, поскольку Федор не только остался там, но и родил сына Мирона ок. 1730 г. Дополнительно были проанализированы ревизские сказки 1-й и 2-й ревизий по дер. Нестерово[11], включая выбывших, и ни в одной из них не удалось найти «возвращенного из бегов» Федора Васильева.

Прежде, чем подводить итог этой истории, необходимо критически осмыслить заявление Федора Васильева о том, что в 1723 году ему действительно было 35 лет. Судя по остальным взрослым жителям Коноплянки, написанным в 1-ю ревизию, их возраст был существенно завышен, иногда более чем на 20 лет. Среди них нередки упоминания 80 и 90-летних старцев с малолетними детьми. Похожую картину мы наблюдаем и в вятских уездах, где между Ландратской переписью 1716/17 г. и 1-й ревизией 1721 г. большинству взрослых мужчин добавили не 5, а 10-15 и более лет.

Из допросов Федора Васильева мы знаем, что в 1723 году у него была только одна 5-летняя дочь Ирина, а женился он, судя по первому допросу, уже в Коноплянке после 1713 года. Если принимать во внимание, что брачный возраст юношей в то время наступал, обычно, в 16-18 лет, то его возраст следует отнести к этому значению, установив дату рождения между 1695 и 1700 гг. Также Федор упоминает, что бежал из родной деревни вместе с дядей, где-то между 1703 и 1705 гг., полагаю, что в это время он был еще маленьким мальчиком, а не зрелым юношей, что могло бы объяснить не только его «забывчивость» в отношении событий этого времени, но и то, что он не взял себе жену во время проживания в Воздвиженской слободе Горенки (между 1703/5 и 1713/5 гг.). Эти допущения важны, для установления возраста потенциального отца Федора – Василия Никитина в переписях, предшествовавших 1-й ревизии.

Касательно времени прибытия в Коноплянку (ок. 1703 г. или между 1713 и 1715 гг.) мы имеем косвенное подтверждение в пользу второй даты. Так по допросам других жителей Коноплянки и Чамзинки известны имена пятерых воевод Тальского острога, которые принимали вновь прибывших в разные годы. Исходя из датировок поселения этих жителей и упомянутых воевод, складывается следующая картина пребывания воевод в должности:

1. Купреян Семенов Семичев, ок. 1693 г.;

2. Сидор Семенов сын Порозов, ок. 1703 г., ок. 1711 г.;

3. Данила Нестеров сын Челеев, ок. 1707 г.;

4. Иван Никитин сын Назаров, ок. 1711 г., ок. 1713 г.;

5. Никита Емельянов сын Шермантеев, ок. 1718 г.;

Учитывая, что Федора Васильева принимал воевода Иван Никитин Назаров, записи о котором датируются периодом 1711-1713 гг., а не Сидор Семенов Порозов, занимавшие эту должность ранее, то и время прибытия моего предка в Коноплянку следует отнести к 1713 году или несколько позднее.

Рис. 4. Маршрут "путешествия" Федора Васильева в Коноплянку.

Мы не можем сделать однозначный вывод о том, был ли мой предок крепостным крестьянином или не был? Известно лишь, что в вотчине Ромодановского его не ждали и не искали в 1723 году, а потому ему позволено было остаться в Коноплянке.

Хотя мне удалось разыскать необходимые переписи по дер. Нестеровке за 1710, 1678 и 1646 гг., идентифицировать в них своих предков я пока не смог. Эта деревня интересна тем, что в ней было несколько владельцев (до 16 в 1678 г.), которые имели разное число дворов: от 1 до 7, но большинство их них были мелкопоместными и владели лишь 1-2 крестьянскими или бобыльскими дворами, иногда вскладчину со своими родственниками. Среди них еще не было князя Ромодановского, который приобрел данную деревню где-то между 1700 и 1706 гг.

Есть гипотеза, что Федор Васильев мог быть потомком одного из прежних малопоместных владельцев Нестеровки – Никиты Иванова или Никиты Любимова Окуловых, которые уже в перепись 1678 года имели всего 2 и 1 двор соответственно, причем последний владел этим двором вместе с племянниками. Но достоверно проверить эту версию пока не представляется возможным.

За это я и люблю генеалогические исследования, ведь решая одну загадку ты непременно сталкиваешься с новой, и эта увлекательная деятельность никогда не заканчивается.

#генеалогия #родословная #историярода #Щетинины #Коноплянка #предки #Ромодановский #Арзамасский